Политик
О Р.Н. Блюме и философском кружке Тартуского университета. Советские шестидесятники и семидесятники
На философский кружок при кафедре философии Тартуского университета, которым с 1960-х годов руководил Рэм Наумович Блюм, я попал в 1972(73) году, уже по меньшей мере год (с 1971 г.) отучившись на отделении русской филологии Тартуского университета.Со второго курса на нашем отделении преподавались философские предметы – на втором курсе «диамат» (его читал Леонид Наумович Столович) на третьем –«истмат», который читал Р.Н. Блюм. (Отсюда студенческие определения обоих философов – «Истмат Наумович и «Диамат Наумович», которые приводит и Л.Н. Столович в своей статье – см. ниже). Р.Н. Блюм же на пятом курсе вел у нас Историю философии.
Несмотря на ореол догматизма вокруг «красных» предметов советского марксизма, считать таковые целиком официозными и начетническими по отношению к Тартускому университету вряд ли справедливо. Здесь, на периферии советской системы, эти предметы преподавались во многом недогматично, что определялось как самой обстановкой эстонского «особого балтийского порядка», так и личностями преподавателей кафедры философии ТУ – в первую очередь такими, как Р.Н. Блюм и Л.Н. Столович. ( Можно сказать о недогматизме также и других как будто «официальных» гуманитариев того времени, например, И.Н. Волкове).
О том, что при кафедре философии Тартуского университета существует философский кружок, на одной из лекций году в 1972 г. нам – филологам – объявил, кажется, Л.Н. Столович. Тогда же я в первый раз пришел на одно из заседаний кружка. Мне стало интересно, я стал посещать эти заседания и дальше, начал общаться с Р.Н. Блюмом. Кружок и общение с Рэмом Наумовичем, а также в дальнейшем людьми его круга, среди которых были такие яркие тартуские ученые того времени, как Л. Н. Столович, В.А. Пальм, М. Бронштейн и др., оказалось для меня весьма важным: я начал (параллельно с филологией) заниматься философией и политологией. В 1975 г написал под руководством Р.Н. Блюма курсовую, затем в 1976 г. дипломную работу по народническим журналам конца 1870 – начала 1880-х гг. Далее – в 1979 г. поступил в аспирантуру при кафедре философии Тартуского университета, и в 1985 защитил (также под руководством Р.Н.) кандидатскую диссертацию.
Мои личные отношения с Р.Н. Блюмом не были простыми, временами даже весьма сложными. Тем не менее я считаю себя его учеником. С начала 1970-х гг и вплоть до 1989-х гг я много общался с Р.Н. , и его взгляды оказали на меня серьезное вляние . Много лет – до осени 2013 г.- продолжалось также и мое общение с Л.Н. Столовичем.
О направлении кружка и взглядах Р.Н. Блюма
Попав на кружок, руководимый Р.Н. Блюмом, я не мог не сравнить его с семинарами и конференциями филологов лотмановского отделения русской филологии, где я учился. Последние имели существенные отличия от блюмовских. С одной стороны, они были более «научно структурированными», с другой , пожалуй, более элитарными как по составу, так и по стилистике. Блюмовский кружок в обоих этих отношениях был более демократическим – что имело как свои плюсы, так и минусы. Соответственно строились доклады и их обсуждение.
Основной костяк кружка составляли не гуманитарии, но естественники – физики, математики, медики. Присутствовали и экономисты. Как вспоминал Артур Кузнецов, одной из первых групп, на основе которых в 1960-е гг (66 г.?) был создан кружок, был курс физиков, в которой Р.Н. Блюм преподавал истмат. Симпатии к естественникам, представлявшим наряду с общим здравым смыслом и своеобразную гуманитарную «tabula rasa», Р.Н. проявлял и в последующие годы. Филологов на кружке было мало, Женя Голиков и я составляли скорее исключение. Моей особенностью при этом возможно было то, что несмотря на свое участие в блюмовском кружке, я сохранил интерес к филологии и не порывал связей с лотмановским миром, который продолжал оставаться для меня важным. Более того, на философский кружок Р.Н. Блюма я смотрел отчасти глазами «лотманианца». Я высоко оценивал лотмановскую гуманитарную стилистику и стремился к перенесению ее на философскую и политологическую проблематику. Синтез лотмановского и блюмовского направления казался мне важным и в дальнейшем. В этом смысле был не столь уж далек от истины один из комментаторов эстонского портала «Дельфи», году в 2005 иронически определивший И.Розенфельда как «блюманутого лотманоида».
Преподавательский и философский талант Р.Н. состоял в умении создать центр интересного и яркого не только научного, но и неформального общения. Поэтому как-то само собой получалось, что со многими участниками руководимого Р.Н. философского кружка – такими, как Миша Дидык, Саша Лущик, Паша Богданов, Наташа Пальм и др. мы встречались и вне его рамок. Организовывали различные встречи, в том числе и туристические походы. Два таких похода, в которых участвовал и я, были, например, вокруг Чудского озера в 1976 г. и по маршруту Выборг-Приозерск, кажется в 1981(82) г. Многие из бывших кружковцев продолжали общаться в течение многих лет и после университета. К заседаниям кружка Р.Н. привлекал и ряд известных тартуских преподавателей, позже профессоров и даже академиков – Л.Н. Столовича, М. Бронштейна, В. Пальма, Ч.Б. Лущика, образовывавших «старший круг» друзей Р.Н. В кружке принимали участие и студенты эстонских потоков ( курсов с эстонским языком обучения) – Пеэтер Ярвелайд, Тийт Матсулевич, Сулев Каннике и др.
Направление философского кружка определялось взглядами его руководителя и духовного отца – Рэма Наумовича Блюма, яркого вузовского преподавателя, знатока философии и истории, мастера философской беседы. В этой устной беседе сильные стороны философского таланта Р.Н. проявлялись может быть даже лучше, чем в письменной форме. Предпочитая устную речь, Р.Н. написал немного – зачительно меньше, например, чем его близкий друг Л.Н. Столович. Это определило тот достойный сожаления факт, что многие из соображений Р.Н. Блюма на философские, исторические и актуальные политические темы остались ненапечатанными.
Каковы были взгляды Рэма Наумовича Блюма? Эти взгляды следует во-первых , сославшись на Л.Н. Столовича («Р. Блюм как шестидесятник» – в сб. Рэм Блюм. Избранные статьи. В воспоминаниях, Таллинн, 2005 , с. 170-182 ), определить как советское шестидесятничество. Термин «шестидесятничество», как известно, первоначально использовался по отношению к России XIX века, то есть российскому поколению 1860-х гг , хотя применительно к советским реалиям XX века был, конечно, существенно модифицирован. Поэтому, продолжая соображения Л.Н. Столовича о взглядах Р.Н., скажем не только о советском шестидесятничестве, но и о советском семидесятничестве, понятие которого хотя и не употреблялось до сих пор столь часто, как понятие шестидесятничества, также соответствует разделению поколений XIX века в России.
Советские шестидесятничество и семидесятничество
Советским шестидесятничеством следует, по видимому, считать идеологию , представленную широким кругом как советской «творческой интеллигенции» 1960-х (и далее) годов – писателей, поэтов и бардов (от Е.Евтушенко до М.Шатрова), так и политических деятелей от инициатора Пражской весны 1968 г. А.Дубчека до лидера советской перестройки М.Горбачева. В основе данного течения, по-видимому, лежала идея «социализма с человеческим лицом», то есть теория положительных реформ реального социализма, существовавшего тогда в СССР и других странах «восточного блока». В рамках правых течений – как правого либерализма, так и правого консерватизма – шестидесятничество подвергалось далеко не всегда справедливой критике ( например, в варианте А. Ципко или как бы социалиста Сергея Кара-Мурзы).
Идеология семидесятничества имела другую идеологическую основу, каковой можно считать отказ от идеи реформироваия реального социализма, критику данной системы в целом, предпочтение в качестве целей преобразования дореволюционных систем (в отношении России – дореволюционной России). Для российских семидесятников была весьма важна позиция А И.Солженицына, критиковавшего советскую систему «тотально», во всех ее проявлениях и с самого начала ее возникновения. Шестидесятничество и семидесятничество по-разному относилось к идеям социализма и марксизма. Если в рамках шестидесятничества марксизм и социалистические теории еще оставались актуальными, то в рамках семидесятничества они все более активно заменялись иными идейными направлениями, как правило, правого либерализма и правого консерватизма. Эти направления продолжали соответствующие дореволюционные течения: в Прибалтике – дореволюционных прибалтийских республик, в России – дореволюционной России. В России правые либералы считали своим идеалом февральскую революцию 1917 г., консерваторы – дофевральскую имперскую Россию.
Р.Н. Блюма и членов тартуского философского кружка следует (учитывая также и их самооценки) характеризовать как представителей шестидесятнического направления в Эстонии и тогдашнем СССР. Ю.М. Лотмана и его круг, по-видимому – как сторонников идеологии семидесятичества. Как свидетельствует ряд мемуаристов (например, Б.Ф. Егоров) для Ю.М. Лотмана переломным от близких к шестидесятническим взглядов начала 1960-х гг стали события 1968 года, после которых Ю.М. становится «пессимистом» в отношении советской системы и возможностей ее преобразования. В кругу Ю.М. Лотмана во время нашей учебы (в первой половине 1970-х гг) , преобладали, насколько я могу судить, жесткие критики советской системы с семидесятнических (солженицынских) позиций. Этот круг включал и диссидентов – Н. Горбаневская, Г. Суперфин, А. Рогинский. Их взгляды опирались, как правило, на праволиберальную идеологическую платформу. Но существовала также и платформа правоконсервативная (дореволюционные имперцы), представленная в постсоветской России такими, например, фигурами, как А. Ципко, Г. Павловский и М.Колеров. Попытки шестидесятников говорить о «положительных сторонах» реального социализма и реформах социализма семидесятниками отрицались и едва ли не осмеивались. Все советское должно было быть разрушено до полного дореволюционного (и имперского) основания. Р.Н. со своей стороны в течение многих лет полемизировал с семидесятниками как в своем, так и лотмановском кругу, упрекая последних в «сектанстве».
С семидесятнической идеологической позицией Р.Н. Блюм в 1970-80-х гг сталкивался и у своих друзей . Л.Н. Столович, в своем эстетическом дискурсе следовавший, по-видимому, советскому шестидесятничеству, в политических взглядах (в особенности с начала 1990х гг) . склонялся к семидесятничеству в праволиберальном его варианте. По поводу социализма с человеческим лицом он как-то задал шутливый вопрос: «а может ли крокодил иметь человеческое лицо?». (Не в меньшей мере, можно ответить, чем «крокодил капитализма» ). К праволиберальной семидесятнической платформе в 1970-80х гг тяготел по-видимому также и близкий друг Р.Н. Виктор Пальм, описавший формирование своих взглядов в статье «Из воспоминаний» ( Анатомия Независимости, -Тарту-СПб, 2004, с.216-246). Считавший Р.Н. Блюма своим лучшим другом, В. А. Пальм в течение многих лет вел с ним острые споры о марксизме, Ленине и проч. с позиций, сходных с позициями постсоветских «демократов». В период межрегиональной депутатской группы В.А. Пальм поддерживал скорее праволиберальные позиции Ю.Афанасьева и Б.Н. Ельцина, чем близкие к социал-демократизму взгляды Г. Попова. В постсоветское время, однако, видя реалии правой политики в Эстонии, В. Пальм стал склоняться к левому подходу и левому политическому направлению.
Блюмовское шестидесятничество также имело свое «левое диссидентство». Умеренный вариант такового представляла позиция известного московского историка (однокашника и долголетнего друга как Р.Н. Блюма, так и Д.Н. Столовича) Роя Александровича Медведева, определявшаяся Л.Н. Столовичем как «нелегальный марксизм». Оппозиционное левое направление имело при этом и своих настоящих «диссидентов-нелегалов», таких же, как и диссиденты правые (например, Д. Рублев, «Новые левые» в СССР, http://www.intelros.ru/readroom/alternativi/a2-2012/15622-novye-levye-v-sssr.html), подвергавшихся не меньшим репрессиям, чем классические «правые» диссиденты.
Советское шестидесятничество и политическая концепция Р.Н. Блюма
В рамках общей для шестидесятничества линии неортодоксального и реформаторского марксизма у Р.Н.имелась своя теория – «социального и политического». В данном изложении мы остановимся на ней лишь коротко (подробнее в подборке «Р.Н. Блюм и современная левая теория» http://kripta.ee/rosenfeld/2005/10/02/r-n-blyum-i-sovremennaya-levaya-teoriya/ ).
Важнейшей для философско-политических теорий Р.Н. Блюм считал дихотомию сущего и должного. С его точки зрения в наиболее общем приближении философские и политические теории делились на теории «субстанции» и «самосознания». Соответственно делились и их авторы – философы и политические мыслители. Для обозначения указанных фундаментальных линий Р.Н. использовал понятия «политической» и «социальной» концепции революции, применявшиеся социалистами начала XIX века, в том числе и в России. «Политическими» ранние социалисты считали «буржуазные» революции, в том числе и Великую Французскую; своей целью они ставили революцию «социальную» – «социалистическую». Поэтому в теории Р.Н. Блюма концепции «субстанции» в целом получили название «политических», а «самосознания» – социальных, что и послужило основой его противопоставления «политиков» и «социальщиков». Это противопоставление Р.Н. считал универсальным для разных эпох, связанным с дихотомией рассудочности и воображения, различием репродуктивной и продуктивной деятельности человека. Деление общественных теорий на «политические» и «социальные» Р.Н. использовал в своей научной работе, прежде всего анализе революционной мысли в России (Докторская диссертация, книга «Поиски путей к свободе»). Данное универсальное противопоставление Р.Н. переносил даже на отдельных людей, каковых (по тому же принципу ориентации на сущее и должное) делил на «политиков» и «социальщиков». Отсюда написанные Л.Н. Столовичем шуточные стихи:
«Идет мужчина или даже мальчик
И в каждом встречном сразу узнает
Политик это или социальщик».
Себя Р.Н. очевидно считал «социальшиком». Сложнее было с рядом близких людей и знакомых Р.Н. Л.Н. Столович, например, подозревал, что Р.Н. считает его (как и ряда других известных друзей Р.Н.) «политиками»…
Свой подход к советскому марксизму и позднему советскому периоду Р.Н. Блюм подробно изложить не успел. Хотя этот подход можно попытаться реконструировать на основе ряда фрагментов его работ – например, поздних статей и весьма важного «Политического дневника» (опубликованного в журнале Таллинн, а также в сборнике к 80-летию Р.Н.- Таллинн, 2005, по которому мы его и цитируем).
По мнению Р. Блюма советская компартия позднего СССР содержала в себе разделение на коммунистов-традиционалистов (сталинистского образца) и самоуправленцев – сторонников «подлинного» социализма. Первые («сталинисты», сторонники государственного социализма) представляли в советском марксизме точку зрения «субстанции» («сущего») , самоуправленцы – точку зрения «самосознания» . «Борьба административно-командной системы с самоуправленческой ,- писал Р.Н. Блюм в ноябре 1988 г. в Политическом дневнике, — это борьба политиков с социальщиками, методов политических с методами социальными». (с. 88). Новую «самоуправленческую» тенденцию в мире реального социализма по мнению Р.Н. представляла, например, компартия Югославии, еще в 1950-х гг.пытавшаеся отмежеваться от сталинизма. В сходном направлении, как он считал, двигались также чехословацкие реформаторы 1968 г., и позже – горбачевцы в перестроечном СССР. Высоко оценивая самоуправленческий опыт Югославии, Р.Н. считал, тем не менее, что надо идти «дальше», имея в виду события 1968 г. в Чехословакии, которые трактует как важный шаг к «очеловечиванию» социализма, а также усилия советских перестройщиков. ( Полит. Дневник, с.99).
О политических традициях философского кружка и общественной практике.
В отличие от семидесятников, критиковавших советскую систему, что называется, «на корню», то есть тотально и с самого ее возникновения, Р.Н. Блюм как поборник реформирования данной системы, а не ее разрушения, был сторонником «общественной практики», в том числе и в советских рамках. Как форму «общественной практики» он рассматривал также и комсомольскую работу, на которую «диссидентствующие» семидесятники (в том числе и в Тартуском университете) смотрели весьма критически. В комсомольской практике начала 1970-х участвовал ряд близких к Р.Н. студентов Тартуского университета, в том числе Евгений Голиков и Лена Блюм.
Эта практика привлекала Р.Н. также и потому, что в партийных и комсомольских структурах позднего советского периода шла борьба между реформаторскими и ретроградными политическими силами, особенно обострившаяся к 1968 г. В кругу Р.Н. Блюма вспоминали острые политические баталии («боевые схватки») конца 1960-х – первой половины 1970-х гг. , в которых реформаторы (в том числе и блюмовская группировка) подвергалась явной атаке тогдашнего официоза. Среди обсуждавшихся событий были собрание русских потоков 1968 г. по национальному вопросу (описывавший это собрание номер газеты ТГУ «Русская страница» был запрешен цензурой), письмо ряда преподавателей (от Ю. Лотмана до И. Волкова) в «Комсомольскую правду» по поводу «сионизма». Вспоминалась также трагическая история Николая Горбунова, покончившего жизнь самоубийством, история социологической лаборатории Юло Вооглайда, закрытой в 1974 г., и ряд других эпизодов. (Об этом, в частности, Л.Н. Столович, «Социологи в Кяярику» 2010 г., http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Interviews/stolovich.html).
После попыток реформ на рубеже 1960-х гг в Тартуском университете начала 1970-х гг , как и в СССР в целом, началась «ресталинизация», надолго затормозившая процесс реформ советской системы. В этот период Р.Н. Блюм и люди его круга подверглись резкой критике республиканских партийных идеологов – например, первого секретаря по идеологии Л. Ленцмана, а также представителя официальных сил А. Горячевой. Последняя озвучила имевшееся в охранительных кругах мнение о Р.Н. как «смутьяне». (См. Л.Н. Столович, Кафедра философии Тартуского университета,- в сб.: Мудрость, ценность, память. Статьи.Эссе. Воспоминания. 1999-2009. – Тарту-Таллинн, 2009, с.228-229, с. 222-3).
Новое ужесточение режима в СССР произошло и в начале 1980-х гг. Это отразилось и на деятельности кафедры философии Тартуского университета, а также философском кружке. В 1985-6 гг , незадолго до перестройки в результате инспирированного на кафедре философии ТУ «дела Ю. Чертина» деятельность кружка была практически прекращена. (см. «Последний год тартуского философского кружка», http://kripta.ee/rosenfeld/2013/11/01/zakrytie-filosofskogo-kruzhka-tartuskogo-universiteta-v-1985-g-i-nekotorye-repressivnye-ideologicheskie-modeli-byvshego-sssr/).
Р.Н. Блюм в период перестройки. Позиция Р.Н. и постсоветская политика
С весны 1987 г. реально началась советская перестройка, вызвавшая бурные политические процессы, завершившиеся в 1991 г. распадом СССР.
Р.Н. принимал в них активное участие. В 1988 г. им был основан клуб «Перестройка», где проводилось обсуждение многих острых проблем начавшихся реформ. Весной 1988 г. был создан Эстонский Народный фронт, в правление (eestseisus) которого вошел и Р.Н. Блюм. Р.Н., конечно, рассматривал Народный фронт не как политический механизм отделения Эстонии от СССР и восстановления («реституции») структур первой эстонской республики, но как инструмент положительных реформ реального социализма в направлении «самоуправленческого» общества. «Семидесятники» же – правые либералы и правые консерваторы – как в эстонской (М. Лауристин), так и русской среде (ельцинисты и поборники имперской России типа А. Ципко), конечно, считали это «утопизмом». Помимо активности в рамках Народного Фронта (позднее его русской секции) Р.Н активно участвовал в издании «Тартуского курьера» (издания тартуского НФ), был членом его редколлегии и опубликовал в нем некоторые статьи.
Бурные события этого периода отразил Политический дневник Р.Н. Для этого замечательного, хотя и не слишком объемного произведения характерна полемика как с советским консерватизмом (сталинизмом, идеологией «старого социализма») с одной стороны, так и правыми течениями, прежде всего «националистами» как в эстонском, так и русском варианте, с другой. В нем также делается попытка с позиций «неофициального» марксизма осмыслить опыт реального социализма, причины сталинизма и той системы, которая создалась в СССР к периоду перестройки. В отличие от советских консерваторов Р.Н. Блюм не идеализирует доперестроечную советскую систему и сталинский социализм, говоря о нем как обществе отчуждения. С другой стороны, в отличие от многих перестроечных идеологов и политиков правого толка, он не идеализирует и современное западное общество. Вместе с Ф. Дюренматтом он считает его свободу «мнимой» и продолжает вслед за Марксом рассматривать западный капитализм как «предысторию» человечества (с.93-94). При этом, говоря о роли Октября и советской системы в мире, он высказывает интересную мысль о том, что «может быть Октябрьская революция дала импульс социализму через развитие и совершенствование капитализма» (с. 101).
Что касается эстонских тем, то Р.Н. Блюм поддерживает первоначальные требования НФ – например, принятия закона о языке (с.97), с другой стороны считает, что в независимой Эстонии такой закон был бы уже нарушением демократии (98). Р.Н. критикует резко активизировавшихся в перестроечный период «националов» разного типа, говоря о связи национализма с «бессознательным» и невозможности воздействия на него «обычными» (то есть рациональными) путями (100). Национальному подходу он противопоставляет подход «социальный». В дневнике дается аргументированный ответ на критику А. Ципко марксизма и советского проекта в целом. Остается только сожалеть, что в команде М.Горбачева деятелям типа Ципко не противостояли фигуры того уровня понимания марксизма, который был присущ Р.Н. Блюму.
К сожалению, 2 июня 1989 г. – в период первого съезда Народных депутатов в Москве – жизнь Р.Н. трагически оборвалась. Виктор Пальм, активный участник съезда, находившийся в это время в Москве и ставший вскоре одним из сопредседателей Межрегиональной депутатской группы, определил Р.Н. как «первую и единственную жертву» эстонской поющей революции. (Viktor Palm. Rem Blum: Laulva revolutsiooni esimene ja ainus ohver, 08. august 2007, http://www.kesknadal.ee/g2/uudised?id=9140&sess_admin=d80e5442c483c1c737a988ce89179da6 ).
* * *
В постсоветской политике направление политической мысли, которое отстаивал Р.Н. Блюм – то есть направление очевидно левое, связанное с надеждами не на реституцию дореволюционных систем, а на «самоуправленческую» реформу реального социализма, потерпело тяжелое поражение. Как в Эстонии, так и в России почти полтора десятилетия оно находилось под жестким прессингом сил Реставрации – т.е. правого истеблишмента. В это время отстаивать левые идеи было не только не популярно, но и небезопасно.
Ученики Р.Н. Блюма разбрелись по разным партиям и политическим течениям, часто достаточно далеким от того, которое отстаивал их учитель. Некоторые из участников философского кружка встали на позиции эстонского консерватизма (партия IRL). Такую позицию занял, например, писавший под руководством Р.Н.Блюма диссертацию Сулев Каннике, с 2013 г. назначенный послом Эстонии на Украине. Позицию правого русского консерватизма и союза с правыми эстонскими партиями в последнее десятилетие отстаивает когда-то также участвовавший в философском кружке Дмитрий Михайлов. Яак Аллик с 2011 г. (вместе с М. Лауристин) стал представлять эстонскую скорее правую (по европейской номенклатуре) социал-демократию. Р. Григорян и И. Розенфельд поддерживали позиции эстонской Центристской партии, имеющей немало проблем, но все-таки пытающейся противостоять эстонскому правому истеблишменту.
Таким образом, в постсоветских эстонских реалиях «политиков» (говоря языком Р.Н. ) оказалось значительно больше, чем «социальщиков». Впрочем, для последних, в том числе и согласно Р.Н. Блюму, судьба «оставаться в меньшинстве» (если не исчезать вовсе) была характерна и в другие исторические эпохи.