Лилия Соколинская
21 мая 2016
Такой уж случился сегодняшний день – в Alma mater под шестью колоннами классического портика в Тарту будет очень большое движение – приедут все, у кого есть надежда встретиться с друзьями молодости, однокашниками, с любимыми и не очень преподавателями. В этой приятной суете будет много неожиданного и много замечательного. Сегодняшняя жизнь многих поколений тартуских студентов определилась именно здесь – в старых аудиториях, в окружении друзей, на лекциях и в общении с нашими профессорами. Я завидую приехавшим не только из соседних городов и селений, но и из «прекрасного далека», о котором мечталось в юности, которое стало сегодня реальностью? Наверное, немного завидую! Почему? За прошедшие более чем полувека после торжественной церемонии в Аула (нашем прекрасном церемониальном белом зале), россыпи цветов на парапете у главного входа, фотографий счастливых молодых лиц, пришлось навсегда проститься со многими дорогими и близкими друзьями. Нет больше и счастливого предчувствия встречи с теми, кто учил не только своему предмету – учил жизни! Некому еще раз сказать: «Спасибо, профессор! Ваши уроки мне часто помогали в трудные минуты!».
Заветная полка
На этой полке в моей комнате стоят книги с автографами авторов. В том числе и многих преподавателей, учивших нас. Не хочу преувеличивать – эти книги не стали повседневным чтением. И все-таки – их обложки хранят многочисленные следы прикосновений. Если не читать, то просто подержать в руках, полистать, заглянуть в фотографии, погладить – известно же, что раз написанное посвящение долго хранит тепло и энергетику оставившего о себе память короткими добрыми словами, росчерком пера. Держишь и словно говоришь, нет, не о содержании книги и даже не о ее предмете, а просто – о прошедшей жизни, как бы беседуя, а иногда и споря с мудрым человеком, который продолжает присутствовать в твоей жизни. Не все благие мысли и планы, внушенные нам, сбылись, но такова жизнь со своими поправками и законами. Но пока помним – эти люди живы.
В споре рождается истина
Эту не очень толстую книгу в непритязательном переплете апельсинового цвета подарил не сам автор, а его дочь, собравшая избранные статьи и воспоминания о Рэме Блюме. Книга важна не только содержанием (и им – конечно, тоже!), но и многочисленными фотографиями. Наш философ был человеком жизнерадостным и улыбчивым, со сверкающими глазами, иногда ироничными, но непременно доброжелательными, с по-детски открытым лицом и таким же открытым характером. Слушать Рэма Наумовича было одно удовольствие, и что греха таить, гораздо приятнее, чем сдавать ему экзамен. Мы были практически ровесниками – всего-то десять лет разницы! Но какими же по сравнению с ним мы были невежами и как старались скрыть это, используя фигуры речи, которыми филологи умели прикрывать поверхностность знаний! Проницательный взгляд профессора заставлял краснеть и стараться. Не помню, чтобы Р.Н. хотя бы раз показал свое превосходство или пытался, как говорят нынешние англизированные молодые – фэйсом об тэйбл – растерянного студента.
Совсем другое дело – встречаться с Р.Н. в собственной взрослой профессиональной жизни. Блюм был теоретиком революции, меня судьба определила в практики нашей поющей революции, и речь в эти сложные годы не шла о теориях: зачастую даже единомышленники затруднялись в поисках общей платформы для быстроменяющейся ситуации.
Вспоминается курьезный случай. Рэм Блюм и академик Виктор Пальм были не только соседями и большими друзьями, но и азартными спорщиками. Не вспомню сейчас, на какую тему они оказались визави в Тартуской студии Эстонского Радио. Во всяком случае – тема была острой и злободневной. Но ведь девиз обоих моих собеседников был известен – спорить до посинения, не отступая ни на грамм от собственных убеждений. В конце концов, спор зашел так далеко и велся на таких повышенных тонах, что инженер, сидевший в аппаратной, занервничал и позвал всех коллег, которые через окно из студии в аппаратную наблюдали эту темпераментную дискуссию. Потом ее смогли услышать и наши радиослушатели, и долго ходил смешной анекдот, как двое известных ученых чуть не подрались, отстаивая каждый свою позицию. Возможно, именно эта горячность отвлекла наших постоянных критиков из Белого дома в Таллинне, и неприятностей не последовало на этот раз. Возможно, что и в моей памяти этот случай остался как неординарный. А может – не сознавая этого, но следуя этому примеру подсознательно, я и сама бывала в последующие непростые годы такой же настырно отстаивающей свою позицию – но это было уже в совсем другой обстановке, далекой от мирных споров ученых, в ситуациях острых политических столкновений, что называется «на поле». Никогда точно не скажешь – вот это я делала, потому что так учил мой профессор. Потому что профессор Блюм учил не ситуациям, а жизненной позиции. Если не всегда получалось, как учили, простите, профессор!
Из закоулков памяти
То, что Рэм Наумович формировал личности своих студентов – понятно и общеизвестно. Но еще больше сфера его интересов и человеческого понимания жизни захватывала его детей с их очень раннего возраста.
Леночке, дочке, лет пять-шесть. Приходим в гости к Блюмам, Альберт Труммал отрастил в это время длинные волосы и солидную бороду. Возглас Леночки – Карл Маркс пришел! Потом она еще долго называла его дядя Карл Маркс. В свои годы она смогла соединить портрет Карла Маркса, который видела у папы, с видом реального человека – а ваши дети смогли бы сделать что-то подобное в таком возрасте?! С таких портретов, с услышанных разговоров начался, возможно, путь профессорской дочки в ее активную жизнь и желание передать наследие отца, так непростительно рано ушедшего, сегодняшним молодым. Или я стараюсь соединить несоединимое – Лена?
Двор дома на тартуской улице Юхана Лийва, где жили университетские преподаватели. Собралась ребятня, дошколята и хвастаются друг перед другом: мой папа приехал из Америки, мой папа из какой-то другой страны. Время-то было такое, что любую зарубежную поездку ученых взрослые расценивали как удачу, возможность встретиться с коллегами из свободного мира. Витя, сын Р.Н., молчит, потихоньку пыхтит, но видно – ему это нравится. И он делает чуть ли ни политическое заявление, громко и уверенно: хвастаться не интеллигентно! Вся дворовая компания удивленно на него уставилась, помолчали и побежали играть уже без хвастовства. Это та же закалка – истина рождается в смелом споре, которую дошкольник Витя Блюм получил в семье.
Кажется, что в этой семье все находились под обаянием папиных приверженностей – философии, безбоязненному отстаиванию своих позиций. Ну и, разумеется, на первой линии огня всегда была мама – Анна Александровна.
Я сегодня не в Тарту, а в интернете
Потому, что, вспоминая Тарту и студенческие годы, я беру в руки книги незабвенных учителей. И это не только те, чьи лекции мы слушали. Очень многие профессора не считали за труд учить меня долгие годы и после университета с таким же азартом и накалом эмоций, как делали это в студии Эстонского Радио Рэм Наумович Блюм и Виктор Алексеевич Пальм. Ох, и не легкое это дело – учить других. Теперь, на закате жизни могу оценить их старания и сказать всем – мне в жизни повезло! Так много умных и интересных людей было вокруг и рядом. Спасибо и низкий поклон всем им! Но самое главное – долгая память следующих поколений.
Когда я в очередной раз отправлюсь в Тарту не на праздник, а по очень будничным делам, совершу паломничество на знаменитые могилы.
Мое глубокое убеждение – человек жив пока его помнят!
Лилия Соколинская
Из того самого выпуска филологов, фото которого украшает книгу и блог Рэма Наумовича Блюма